"Искоренить наркоманию не получится"

Проблема наркомании, к сожалению, остается животрепещущей для российского общества. В мировом масштабе, впрочем, ситуация с употреблением наркотиков еще более плачевна. О том, можно ли излечиться от зависимости и что для этого делают врачи в нашей стране, «Известиям» рассказал главный внештатный психиатр-нарколог Минздрава России, директор Московского научно-практического центра наркологии профессор Евгений Брюн.

— Изменилось ли за последнее время в обществе отношение к наркомании как явлению и к наркоманам как стигматизированному классу?

— Маловероятно. Наркоманов по-прежнему боятся и ненавидят. Всё, что с ними связано, пугает обывателя, наркоманию считают грехом, с ней связывают преступность, инфекции, болезни, наркоманов чураются и мало кто относится к ним с сочувствием. А о том, что наркомания — это заболевание, причем хроническое, начинающееся не в тот момент, когда человек впервые принял запрещенные вещества, а задолго до этого, мало кто задумывается.

— Тогда что является причиной заболевания? Ведь известны случаи, когда один пробует наркотик и не становится наркоманом, а другой подсаживается уже после первого употребления?

— Мы, врачи, всегда говорим, что наркоманы, или зависимые, — это люди с особой генетикой и биохимией головного мозга. У них с детства наблюдаются особенности психического реагирования. Им свойственны нестабильное психическое состояние, аффективные расстройства, депрессия или, наоборот, повышенный фон настроения, для них характерно грубое расстройство поведения, они плохо ориентируются в пространстве и времени. Вообще, наркомания — это био-, психо-, социо-, духовная модель заболевания. Как настоящая Химера, оно повреждает организм и личность в самых разных сферах.

Здесь нет какой-то одной причины, которая определяла бы его развитие, это всегда накопление суммы факторов риска, от генетических, врожденных, связанных с беременностью и родами, до взаимоотношений в семье и с информационной средой. По сути всё, что нарушает ход привычного развития человека, может привести к зависимому поведению. Причем зависимому в широком смысле, сюда же попадет и терроризм, и религиозный фанатизм, и агрессия, и трудоголизм, и многое другое. Такие люди живут в ситуации внутренней нестабильности и многие ищут некое абстрактное лекарство, средство, которое могло бы им помочь. Если вдруг в их руки попадает наркотик и они употребляют его, они испытывают невероятное облегчение. Система приходит в равновесие, более того, жизнь расцвечивается яркими красками, и тогда зависимость образуется с первого предъявления. А употребление становится вариантом самолечения. На какое-то непродолжительное время это помогает, а потом начинаются проблемы.

— Вы говорите, что причины развития зависимого поведения в том числе и генетического характера. Можно ли перепрограммировать наследственность?

— Редактирование генома запрещено. Недавно в Китае один ученый отредактировал ген и скорректировал его по части иммунодефицита, и в результате родились две девочки без предрасположенности к ВИЧ. В научном мире разразился скандал, и правительство Китая запретило эти исследования. Здесь есть определенный этический момент, потому что мы не знаем, чем в глобальном смысле это грозит человечеству. Так что пока генетическое редактирование — это не выход, но само знание о предрасположенности, которое мы выявляем на основе генетических тестов, позволяет точнее и четче подбирать индивидуальную терапию.

— Насколько ребенок алкоголиков или наркоманов обречен повторить их судьбу?

— Здесь речь идет не об аномалии или патологии, а о генетических особенностях. В одной и той же семье один ребенок может стать асоциальным наркоманом, а другой — гиперсоциальным трезвенником. Одной генетики всегда мало, помимо нее человека формирует определенный социум, привычки, окружение.

— Как вам кажется, так называемая серая зона принудительного лечения должна быть как-то переосмыслена с точки зрения закона? Известны случаи, когда наркоманов изолируют, приковывают к батареям, отбирают у них паспорта.

— Это и есть проявление обывательского отношения к болезни. Такие люди убеждены, что наркомания — это не заболевание, а преступление. Отсюда наручники, принудительная голодовка и многое другое. Подобные представления о специфике заболевания совершенно ненаучны, и насильственные методы удержания абсолютно незаконны. Другое дело, что у больных случаются острые состояния — психозы. Такой человек словно находится в ином мире и не понимает, что с ним происходит. И недобровольная госпитализация здесь помогает просто спасти его от смерти, а окружающих — от опасности насилия. Такие формы госпитализации практикуются, но они всегда утверждаются судом. В течение 48 часов при недобровольной госпитализации мы подаем документы в суд, их там рассматривают, и либо дают добро, либо нет. По истечении этого срока человек приходит в норму, с ним уже можно разговаривать и мотивировать его на продолжение лечения, но ни о каком насилии здесь не может быть и речи. Мы по-любому обязаны находить с ним общий язык и договариваться.

— Это правда, что до тех пор, пока человек сам не поймет, что ему необходима помощь, пытаться вытаскивать его и помогать ему бесполезно?

— Да. Но возможно подвести его к размышлениям. Я, например, общаясь, предпочитаю задавать вопрос: «Зачем?» Зачем ты это делаешь? Для чего? Зачем начал употреблять? Зачем продолжаешь? Что в твоей жизни представляют и заменяют наркотики или алкоголь?

Был очень показательный случай. В одном творческом вузе студент прямо в туалете погиб от передозировки, ректор вызвал нас и попросил принять меры. Мы обследовали всех учащихся. Как показали наши лабораторные исследования, 15% уже имели опыт употребления наркотиков. Я их всех по очереди приглашал к себе и задавал один и тот же вопрос: «Зачем? Зачем вы это делаете?» Через год мы снова всех проверили и вместо 15% получили всего 2%. Вот такой результат от 15–20 минутной беседы.

— Ну это чудеса какие-то...

— Никаких чудес. Это технология. Когда подростки начинают употреблять наркотики, они не задают себе вопрос, зачем они это делают и какие будут последствия. А подросток — это же особая личность. Он всегда участник какой-то референтной группы, и когда там кто-то принимает наркотики, он практически обречен их принимать. Он подчиняется закону большинства. Но если спровоцировать его на размышления о причинах и следствиях, очень многое можно изменить иногда даже одним разговором.

— Как вы относитесь к группам самопомощи и сообществу анонимных наркоманов?

— Это потрясающие организации. Они заполняют ту нишу, которую мы заполнить не в состоянии. Врач по определению не может 24 часа в сутки общаться со своими больными. А они могут. Врач не может сопровождать больного в открытом мире. А они могут. В сообществе анонимных наркоманов есть так называемые спонсоры, наставники, которые лично отвечают за группу выздоравливающих людей, которых они сопровождают. Здесь огромную роль играет фактор доверия. Как правило, спонсор — это человек с многолетней ремиссией, который утвердился в своей чистоте и трезвости и пример которого мотивирует его подопечных. Вообще, считается, что выздоравливающие — это одна из самых социально активных групп в обществе.

— Нужна ли этим организациям помощь со стороны государства, если они доказали свою эффективность?

— Сообществу анонимных наркоманов не нужна помощь. Их собственный выбор и философия таковы, что они не участвуют ни в политической, ни в экономической деятельности государства и с официальными учреждениями не сотрудничают. Они так и говорят: «Мы выздоравливаем сами по себе». У них это одна из основных традиций.

Но мы всегда предоставляем им и помещение, и часы, и допускаем их к работе в отделении с нашими больными, чтобы они мотивировали людей на выздоровление. Мы очень плотно и тесно сотрудничаем и дружим. Я с большим уважением отношусь к ним и к их деятельности.

— Как вы считаете, все-таки «однажды наркоман — навсегда наркоман»?

— Мы этого не знаем. Философия анонимных наркоманов такова: мы неизлечимо больны, поэтому мы не принимаем наркотики.

— Есть люди, которые 20, 30, 40 лет остаются чистыми и продолжают считать себя наркоманами. Но ведь мозг хитрая штука, как сформулируешь проблему, так он и будет ее распознавать. Не программируют ли эти люди стигму неизлечимого заболевания?

— Знаете, как говорят: «Был ли счастлив человек в своей жизни, можно сказать только после его смерти». Выздоровел ли человек от наркомании и алкоголизма, мы можем сказать только по факту его жизни. Ничего другого мы сказать не можем. Всё остальное мы называем ремиссией. И я объясню почему. Мы можем остановить заболевание как текущий инвалидизирующий процесс. Это сугубо медицинская часть. Но все факторы риска, особенно генетические, остаются с человеком на всю жизнь. Мы не можем изменить генетику. Здесь он компенсирует все свои проблемы своим поведенческим и духовным развитием. И, как я говорил, это вполне реально.

— На вашей памяти случались исцеления в совершенно безнадежных случаях?

— Лет двадцать назад ко мне привели 19-летнего парня. Там были и наркотики, и спиртное, и табак, и девочки, и мальчики — полный набор. Весь дерганый, нервный. Мы с ним проговорили, наверное, полчаса, минут сорок. Я слежу за ним много лет, так вот он до сих пор не пьет, не курит, не употребляет, у него семья, работа, двое детей, счастливая мать. Вот что случилось тогда во время этого разговора? Непонятно. И был другой случай, чтобы вы не думали, что я такой гениальный. Мальчик 16 лет. Первая проба героина. Его приводят ко мне. Мы разговариваем. Один раз встречаемся, потом еще, еще и еще. Через два года он погибает от передозировки. Я ничего не смог сделать, я до него не достучался. Так что тут не всё в наших силах. Что-то еще происходит и на небесах.

— В общественном сознании наркоман — это человек, который употребляет опиаты и героин. Но на рынке появляется огромное количество совершенно новых наркотиков — дизайнерских солей, синтетических психостимуляторов. Представляют ли они проблему с точки зрения поисков новых подходов и методов лечения?

— Они огромную проблему представляют. Героиновые наркоманы стали стареть и умирать, многие переходят на алкоголь, и их становится всё меньше. Но общий процент наркоманов не снижается, потому что молодежь стремительно пересаживается на синтетику. У нас есть регионы, где героина почти нет, он практически ушел с нелегального рынка, но всё заполнено новыми дешевыми наркотиками из Китая. Мы даже распознать их часто не в состоянии, методы обнаружения этих наркотиков дорогостоящи и пока несовершенны.

— То есть мы можем говорить об эпидемии?

— К сожалению, да. И мало сказать, что наше общество не готово к ней. Всё еще хуже, поскольку цивилизационный вызов в борьбе с наркоманией, алкоголизмом и зависимым поведением человечество пока проигрывает. Западный мир идет по пути легализации наркотиков; мы, Япония и Китай действуем жестче, но с легализацией тоже не всё так просто. Например, в Америке 28 млн населения, а это почти 10%, сидит на опиатных анальгетиках. Поскольку в концепции либеральной философии каждый человек имеет право на обезболивание, он приходит к врачу и говорит: «Мне больно, плохо, помогите». И там врач не разбирается, какого происхождения эта боль — телесная, неврологическая, психосоматическая, душевная; он не берется за выявление ее причин, а просто выписывает зеленый рецепт в зеленую аптеку. Человек идет туда, покупает коноплю и поднимает себе настроение. А потом, спустя какое-то время регулярного употребления, наступают выхолащивание и запустевание личности и психоз. И ведь это всё давно описано, опасности подобных методов известны с 1950-х годов, но идти этим путем дешевле и проще. В результате американские врачи посадили свое население на наркотики, получили колоссальный рост смертности и теперь не знают, что с этим делать.

— Вы не скрываете, что являетесь противником заместительной метадоновой терапии, используемой в США.

— Метадоновую программу там ввели еще в 1960-х годах. И спровоцировала это в известной степени сама система американского здравоохранения. В России — при всей критике — здравоохранение социально ориентировано. Есть определенный набор расстройств и заболеваний, которые лечатся за счет бюджета, независимо от того, есть у вас страховка, жилье, семья, деньги и так далее. Пришел человек с наркоманией или шизофренией, и ему предлагается полный набор методик, которыми мы владеем для лечения и реабилитации. Ему только надо переступить наш порог, и всё будет предоставлено за счет государства. В Америке обязательно кто-то должен заплатить за тебя. Там уже в 1960-х годах накопилось большое количество наркоманов, не имеющих ни страховки, ни работы, ни средств к существованию. Платить за них некому, но и делать с ними что-то надо. И государство выбрало наиболее дешевую программу метадоновой терапии. Они называют ее заместительной, но это не точный термин, скорее, это восполняющая терапия, то есть один наркотик просто подменяется другим. Конечно, как врач, психиатр-нарколог, я не могу поддерживать такие методы.

— Скажите, в глобальном смысле борьба с наркоманией безнадежна? Человечество проигрывает ее?

— К сожалению, да. Конечно, мы можем и должны минимизировать ее как явление, но искоренить наркоманию не получится. Человечество всегда употребляло психостимулирующие вещества. Наркотики находят в могильниках сорока-, пятидесятитысячелетней давности. Есть только одно место на земле, где наркотики никогда не употребляли — одно! — поселение в Гренландии в тысяче километров от Северного полюса. Но там просто физически ничего не растет, а люди живут. Во всех остальных местах мира в разные времена обязательно что-то употребляли, и когда в концепции буржуазного мира коллективная ответственность сменилась индивидуальной, началась эпидемия алкогольной и наркотической зависимости. И пока она только прогрессирует.

— И все разговоры о некой волшебной пилюле...

— Это чистое мошенничество! Ну что вы, какая пилюля? Только тяжелый труд и никаких компромиссов. Труд и выздоравливающего, и его близких, и родственников, и врачей, и специалистов. Всё остальное — шарлатанство!

— Что бы вы посоветовали обычному человеку, которого жизнь или случай свели с наркоманом? Можно и нужно ли здесь чем-то помочь или лучше вообще не связываться?

— С самим наркоманом часто лучше не связываться, просто потому что его поведение может быть неадекватным. Но всё зависит от ситуации. Иногда можно и нужно проинформировать родственников, а иногда даже полицию, с которой тоже не так всё однозначно — зависит от того, на кого попадешь. Иногда это оказываются отзывчивые, хорошие люди, которые и нам в том числе очень помогают.

Но тут есть один очень важный момент: не бойтесь наркоманов вообще, опасайтесь тех, кого вы не знаете. А тем, кто активно выздоравливает, — помогайте. С вашей помощью они успешнее сделают ту работу, которую им необходимо сделать. К сожалению, эта проблема может коснуться любого: ваши дети наверняка или попробуют наркотик, или будут общаться с теми, кто употребляет. Поэтому каждая семья должна быть хотя бы информирована и готова противостоять этому миру.

Но не больному человеку. Больного надо брать за руку и вести к специалистам. Силовыми методами надо бороться в отношении наркомафии и распространителей. Но тут, опять же, проблема: каждый потребитель наркотиков еще и распространяет их. Поэтому он и больной, и преступник в одном лице. И это осложняет и его жизнь, и нашу работу, и существование общества в целом. А вообще, я для себя так сформулировал проблему: «Выздоровление начинается с милосердия». Наши больные в открытом мире живут в атмосфере страха и ненависти, их боятся и сторонятся, и единственное, что этому можно и нужно противопоставить — это понимание, заботу и любовь.