Архив новостей
понвтрсрдчетпятсубвск
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
       
Фотогалерея
Главная Общество Моё «счастливое детство»

Моё «счастливое детство»

25 января 2012
Моё «счастливое детство»

Летом нынешнего года исполнилось 80 лет со дня образования посёлка Ичет-ди. 26 июня на месте бывшего посёлка, который в 1931 году основали раскулаченные и репрессированные спецпереселенцы из Воронежской и Волгоградской областей, прошла встреча их потомков, приехавших из разных уголков республики и страны.

Но не было среди них ухтинца Михаила Моисеевича Максименкова, чьё детство неразрывно было связано с этим посёлком и посёлком Лёмты Вуктыльского района. 19 ноября 2011 года ему исполнилось 84 года. Вот что он рассказывает:

-80 лет прошло с тех времён, когда репрессированных российских крестьян, без вины виноватых людей под конвоем вывезли в Коми АССР для заготовки товарной древесины и освоения севера страны. В тридцатые годы прошлого столетия северный Печорский край, медвежий угол России, обладал огромными неосвоенными энергоресурсами. На обширных территориях лес ждал начала освоения. Молодой советской стране в те годы нужны были деньги, нужно было заготавливать древесину и превращать её в золото. Но чтобы выполнить эти грандиозные планы, требовались рабочие руки, бесплатные рабочие кадры. И эту проблему руководство страны решило за счёт так называемых кулаков и врагов народа, которых насильно сорвали с насиженных мест и под конвоем доставили на север вместе с семьями. Одними из первых жертв политических репрессий стали крестьяне из Воронежской и Волгоградской областей, которых переселили в необжитые районы Крайнего Севера страны.

Но мало кто тогда представлял себе, сколько затрат необходимо для такого рода колонизации, чтобы огромную массу народа сдвинуть в одночасье с места и переселить в абсолютно необжитые таёжные края. Сколько трагедий, загубленных жизней, сколько крови и мук это принесло!

В 1931-1936 годы в Коми АССР были направлены 15 тысяч крестьян, из них 36 процентов умерли ещё в пути следования и в первые месяцы жизни на новом месте: от холода и голода, от болезней и отчаяния. Выжила пятая часть спецпереселенцев.

Наша семья из семи человек также попала в число кулаков и в мае 1931 года была вывезена на север, в Печорский край. Случилось это волею судеб. Жили мы в селе Николаевке Аннинского района Воронежской области. Имели хозяйство: корову, лошадь, свинью, гусей, кур, уток. Все взрослые члены семьи – дедушка, бабушка, родители трудились от зари и до зари в поле и на огороде, дети помогали. Богатыми не были. Но и не голодали. Мой отец, Моисей Васильевич, был председателем сельсовета. 10 мая 1931 года он был вызван в райисполком, где ему предложили стать уполномоченным по транспорту при перевозке так называемых раскулаченных и их семей на север страны. В район поехал он в чём был, думал к вечеру вернуться. Но его задержали на два дня – всё уговаривали, а он отказывался. Потом стали угрожать, что в таком случае пострадает его семья, и он вынужден был согласиться. Телефона тогда не было, и отец не мог связаться с нами.

Мы же ни о чём не ведали, не знали. Нас, бабушку, детей (мне было тогда четыре года), беременную четвёртым ребёнком маму просто вывели из дома, ничего не объясняя и дав на сборы 20 минут: в телегу мы сели кто в чём был, на ногах – тряпичные тапочки-чуни. Дедушка пахал в поле с братом, ведь начало мая – полевые работы в разгаре. Конвоиры привели его с поля, не дав зайти в дом, прикладом толкнули в спину и сказали – догоняй своих. Он и пошёл. Так и остался в селе Николаевке наш отчий дом с открытыми дверьми, с домашним хозяйством, живностью во дворе… Всё, что было нажито тяжёлым трудом нашими родителями, бабушкой и дедушкой, все ценности и документы, метрики – всё осталось в доме. А мы, разутые и раздетые (мама успела схватить только два полушубка да коврик – подстилку в телегу), оказались в эшелоне.

Отец прибыл на станцию, чтобы сопровождать поезд, 12 мая, прямо из райисполкома, он ни о чём не знал. И в поезде вдруг увидел всех нас. Отец пытался разобраться, доказывал начальству, что произошла ошибка. Но тут эшелон тронулся, и он вынужден был сопровождать его, увозившего на север земляков и его ни в чём не виноватых родных. В общем, его жертва оказалась напрасной, никто не стал ни во что вникать и разбираться, кто прав, кто виноват.

Отец был уполномоченным по транспорту, а по снабжению переселенцев в пути следования был назначен Тихон Самойлович Люков, наш земляк, он тоже потом жил в посёлке Ичет-ди. Ещё перед отправкой всем приказали сдать продукты, у кого что было, в отдельный вагон. Но вагон этот так и не доехал до Котласа... В Котласе людей высадили из поезда и перегнали на речную пристань – ждать пароход. А отцу пришла телеграмма, где ему приказывалось и дальше сопровождать репрессированных к месту ссылки. Через два дня пришёл пароход с баржей, людей погрузили. Несколько дней добирались несчастные люди сначала по Северной Двине, потом по Вычегде. Еды не было никакой.  

Плач голодных детей постоянно стоял над баржей. Когда в редкие остановки у коми деревень местные жители пытались передать узелки с едой переселенцам, начальник каравана скидывал их в воду, грозил наганом и кричал: «Пусть враги народа подыхают с голоду!»

До назначенного места добирались долго: пароход дотащил баржу до села Вольдино, потом людей пешком погнали до Троицко-Печорска. Шли, преследуемые таёжным гнусом, окриками конвоиров. От голода, непосильных тягот, болезней на этом пути умерли многие, особенно старики и дети. Оставшихся людей вновь погрузили на баржу. И вот, наконец, пароход остановился у безлюдного песчаного островка. Здесь и выгрузили оставшихся в живых. По песку, а потом вброд люди перебрались с острова на необжитой берег и поднялись по круче.

Здесь их никто не ждал. В нескольких километрах от этого места была небольшая деревушка Кузьдибож, а здесь царило безмолвие. Не было ни топоров, ни пил, ни лопат. Как и чем могли, начали рыть ямы-землянки, искать пропитание. Гибель людей была массовой, по 30-50 человек каждый день умирали без питания и лекарств. Жили в землянках, приспособленных под жильё. Когда привезли продукты, их стали выдавать только тем, кто работал на строительстве нового посёлка, который назвали Ичет-ди, «Маленький остров». В семьях были драки из-за кусочка хлеба.

После того, как привезли лопаты, топоры, поперечные и продольные пилы, люди начали строить курени-землянки. Спали гуртом на общих нарах, согревая своим теплом друг друга, детей и стариков. В землянках оставляли маленькие лазы и окошечки, которые на ночь затыкали мхом. Около землянок дымились костры, у которых люди сидели, обогреваясь в прохладные северные ночи, спасаясь от наглых и злых комаров и оводов, от вездесущей мошкары, сушили траву для постелей.

В июле-августе стали появляться ягоды и грибы. Ходили в лес, чтобы набрать грибов и ягод, но жители южных областей не знали северного леса, и многие бесследно пропадали в тайге, травились ядовитыми грибами и умирали в муках. Ведь на их родине такого леса не было. В землянках завелись вши, клопы, блохи, а с ними пришли болезни: тиф, чесотка. От скудного питания и отсутствия витаминов началась цинга. Эпидемии тифа и цинги косили население посёлка. Одни умирали просто на ходу, падая на землю и уже не вставая. Другие умирали в землянках. Специально выделенная группа людей ежедневно обходила землянки, спрашивая, нет ли у них умерших. Пока было лето, хоронили в земле, в братских могилах. Зимой складывали в штабеля, чтобы закопать весной, когда земля оттает. Ичет-ди, Сой-ю, Горт-ёль... Везде была подобная жизнь, везде люди мёрли, как мухи. Оставшиеся выживали, как могли.

Тогда не было никакой техники. Люди строили вручную, из-под топора, работая без выходных и праздников. Но постепенно жизнь налаживалась. В этих поселениях были организованы колхозы, и они были лучшими среди колхозов Троицко-Печорского района. Из колхозов выделяли гужевой транспорт и людей для работы в леспромхозах: зимой – на лесозаготовках, летом – на сплаве. Росли дома-бараки, школы, больницы, клубы, скотные дворы, конюшни. Люди работали до потери сознания, чтобы получить продовольственный паёк. Комендант посёлка выгонял людей на работы, даже больных стаскивал с нар, некоторые так и умирали на работе.

А судьба нашей семьи и моя судьба сложились так. В нашей семье первой умерла бабушка, потом двухлетняя сестрёнка Аннушка. Заболели цингой и мама с дедушкой. Спаслись клюквой, ведро которой мама выменяла на тот самый коврик, который подстелили в телегу, когда покидали родимый дом. Братик Саша, которым беременна была мама, когда нас угоняли на север, родился в землянке. А отец пропал: его осенью 1931 года назначили прорабом лесоучастка и отправили в верховья Печоры; сначала он давал о себе знать, а потом замолчал… И только спустя некоторое время мы узнали, что он умер в мае 1932 года.

Зиму мы пережили. Весной 1932 года в посёлке построили барак, куда поселили малышей, детей переселенцев. Но здесь было не лучше, чем в землянках. Было холодно, из всех щелей дуло – строили-то из сырого леса, поэтому всё рассохлось, покорёжилось. Дети болели, ходили под себя, их никто не мыл, не стирал им бельё. Под перинами, набитыми сеном, завелись черви. Кормили похлёбкой из щавеля, хлеба давали по 50-100 граммов в день. Весной, когда только на завалинках появлялась травка, её тут же съедали. Ели даже берёзовые листочки с веника, если уборщица случайно забывала его, оставляя только голые прутики. Однажды съели ящик соли, который повара забыли убрать, ели просто так, черпая руками... Нас беспощадно преследовало постоянное чувство голода.

В Ичет-ди я прожил пять лет. Потом мама вышла замуж за жителя деревни Лёмты, и мы с братом и сестрой переехали к ней. Здесь я прожил 15 лет. Жить было тоже голодно и трудно. Чтобы прокормиться и помочь семье, рыбачил, охотился, собирал грибы и ягоды. В годы войны работал в колхозе Лемью пастухом, конюхом, с 14 лет – лесорубом, с 16-ти – на делянке, зимой – на вывозке леса на санях с подсанками, осенью – на волокушах. В годы войны моя бригада была из десяти лошадей с ямщиками, колхозниц – десять человек. Работали как сезонники от колхоза Лемью с 1 октября до 10 апреля всю войну. Бригада моя называлась «фронтовой». Я был стахановцем, комсомольцем. Норму каждый день перевыполнял на 120-150 процентов. Всю войну работали без выходных. А я 15 лет проработал без отпусков: нам говорили – вы колхозники, вам отпуск не положен. Перед уходом в армию, уже после войны, обком Коми комсомола наградил меня почётной грамотой в честь XI съезда ВЛКСМ.

В Ухту с семьёй переехал из Троицко-Печорска в 1968 году, с тех пор живу здесь. Имею много грамот различного уровня (68 штук!), 15 медалей, являюсь тружеником тыла в годы Великой Отечественной войны, ветераном труда, ветераном КПСС с 1952 года, ветераном профсоюза (50 лет в профсоюзе). Имею нагрудные знаки отличного дружинника по охране общественного порядка, отличника ДОСААФ, отличника пожарной охраны, отличника Гражданской обороны, отличника Красного Креста. В Книге Памяти тружеников тыла Ухтинского района я записан на странице 241, с 1 июня 1941 года по 1945-й год.

Много лет добивался реабилитации своей семьи, но мне отвечали: ваш отец добровольно отправился в ссылку, значит, он не является пострадавшим от репрессий. Но всё-таки я добился, чтобы всю нашу семью, всех Максименковых, реабилитировали. Сейчас мне почти 84 года. Я совершенно глухой, плохо вижу, на состоянии моего здоровья сказывается моё «счастливое детство». Живу в Ухте, но считаю себя лемтовским, представителем Троицко-Печорского и Вуктыльского районов.  

…Посёлков Ичет-ди, Сой-ю, Горт-ёль уже нет на карте республики, они ликвидированы. Из них самым большим был Ичет-ди, ныне как памятник – святое место на высоком берегу реки Печоры, где мучились честные люди, памятник сотням и сотням погибших безвинно.

Подготовила к печати Г.БОЧАРНИКОВА.

На снимке: ударники учёбы школы п.Лёмты. В первом ряду крайний слева – Миша Максименков.

Комментарии (0)

Реклама
https://siyanie-severa.ru/files/62/64/Respublika_Komi_banner_3h6_VDP_page_0001.jpg
Горячая линия
День сердца
Россия против террора
Вуктыл Оптика
Терроризм - угроза обществу!
Сообщи, где торгуют смертью!
Сиротство
Сетоотражающие элементы
Система 112
нет терроризму